20 - 21 ДЕКАБРЯ ПРАЗДНИК "КОЛЯДА" 

— Сейчас ты увидишь хоровод рождения света.
Звуки удивительной музыки усилились и вдруг, как по волшебству, все молодые женщины и девушки поднялись со своих мест и, построившись по росту, медленно и плавно поплыли по залу. Переливы музыки слились с хороводом. И движения, и звуки превратились в одно целое и, казалось, что зазвучал сам хоровод. Открыв рот, я смотрел на чудо, которое было перед моим взором. И не верил ни своим ушам, ни глазам. Это был не тот девичий хоровод, который я много раз наблюдал в кино и на сцене. Девушки, двигаясь в нём, одновременно вращались и вокруг своей оси! Причём в разные стороны.
— Так ведь это тот самый волчок, который мне показали в бане твои дочери! — взглянул я на Добрана Глебыча.
— Тот, да не тот, смотри внимательно, — улыбнулся он мне. — Там они просто вращались, а здесь всё дело в фигурах.
И я стал внимательно смотреть за движением хоровода. Вот девушки в своих голубых, расшитых золотом сарафанах поплыли по спирали.
— Видишь, это сурад-лабиринт, — пояснил старейшина. — С него всё и начинается. А сейчас ты увидишь нечто другое.

И тут пройдя лабиринт, хоровод распался на отдельные части, и каждая группа двинулась по кругу в свою сторону. Всё это закружилось, как живой механизм. И в центр круга стали втекать отдельные части хоровода. А небесная космическая музыка всё набирала и набирала силу. Я снова слышал звуки гуслей, рожков, свирелей, переливы сразу нескольких гудков и цимбалов. И вот хоровод принял очертания пылающего солнца. Каждый его слой вращался в свою сторону, и при этом каждая танцующая девушка кружилась самостоятельно, причём асинхронно двум рядом танцующим.
— Что-то невероятное! — вырвалось у меня.
— Это всего лишь образная, выраженная в танце структура энергоинформационного поля творца, — спокойно сказал помор.
От его слов меня бросило в дрожь.
— Ничего себе! Выходит, вы помните даже такие тонкости строения структуры предматериального мира?
— Как видишь, помним, и ничего в этом нет удивительного. Ты видишь, какая красота!
— Не то слово!
— Теперь понимаешь устройство физического вакуума! И тебе теперь ясно, что он имеет сложнейшее строение. Сейчас мы все наблюдали его структуру. Причём она, как ты видел, родилась из строения мыслеформы через сурад.
— И в неё сейчас уйдёт. Не успел старейшина сказать свои слова, как хоровод девушек снова стал превращаться в цепочку, которая медленно двинулась по лабиринту.
— Так ведь это не хоровод...
— А наглядный урок физики высоких мерностей или гиперпространства, — перебил меня Добран Глебыч. — И музыка, и его структура — это наше наследие. Когда-то, тысячи лет назад, там, на священной Ориане, его точно так же танцевали.
Мы своих девочек учим этому танцу с детства, ещё в семьях.

Часть такого представления ты наблюдал в первый день своего приезда в бане.
Между тем хоровод, пройдя лабиринт, медленно проходил свой последний круг. Только тут я смог увидеть дочерей Добрана Глебыча и его жену Ярославу.
— Но Даши в хороводе нет, — посмотрел я на помора.
— Она сидит среди зрителей, рано ей ещё. Тут ведь годы надо потратить, чтобы так танцевать. Вот они вместе с Валей любуются, — показал головой он куда-то в сторону.
И я увидел сидящих во всём праздничном Дашеньку и Валентину, у обеих на лицах было неописуемое волнение. Когда музыка стихла, и танцовщицы в голубых, расшитых золотом сарафанах снова уселись на свои места, опять появился тот парень, который недавно изображение белого война. На этот раз на нём уже не было доспехов. Герой-победитель был одет, как и все, по-праздничному: в жёлтую, красиво вышитую рубаху и в тёмно-синие шаровары и, что меня удивило, в жёлтые сапоги. Он поднял торжественно руку, и когда всё вокруг стихло, объявил:
— Дар света белого, солнца красного — Хорса зимнего!
И тут открылась боковая дверь и четверо нарядно одетых парней на своеобразных носилках внесли в зал ярко раскрашенную гигантскую братину. Она напоминала чем-то бочку, но была украшена пышным жёлтым хвостом и позолоченной птичьей головой.
— Видишь, сколько нам надо выпить, — толкнул меня в бок Добран Глебыч.
— А почему у него сапоги жёлтые? — задал я возникший у меня вопрос.
— А ты что, не понял? Так ведь это же сам Коляда! Раз его праздник, он им и управляет.
— Что-то вроде конферансье?
— Что-то вроде, — недовольно пробурчал старейшина.
— Ты без заморских словечек никак не можешь? Всё ищешь аналоги. Но их нет. Зря стараешься.

И тут снова раздалась музыка, и весь зал в один голос запел гимн Коляде:
— Коляда, Коляда, Коляда!
Пусть летят, пролетают года,
Каждый год ты приходишь опять,
Для тебя будем петь, танцевать!
Гимн был весёлый, радостный. Он захватывал своим необыкновенным ритмом. И я запел его вместе со всеми.

Когда гимн закончился, парень, который олицетворял на празднике Коляду, позвал всех присутствующих в зале к праздничному столу. Услышав его обращение, люди стали подходить к братине и черпать из неё своими маленькому ковшиками наполняющую её сурицу. Через несколько минут мы с Добраном Глебычем наполнили ею и свои ковшики. На вкус это был самый настоящий квас, только чувствовался ещё и настой на различных травах. Я сказал старейшине своё мнение. Он кивнул и добавил, что варится сура только из зерна ржи и потом настаивается на солнечном свете, отсюда и такое название.
А специальные травы добавляются за две недели перед употреблением. Сказать, что сурица являлась безалкогольным напитком, было нельзя. В ней явно присутствовал алкоголь.
Потому что после ковша этого напитка я почувствовал лёгкое головокружение.

— Скоро пройдёт, — посмотрел на меня Добран Глебыч. — Ты просто давно не ел. Пойдём к столу.
Вскоре мы вместе со всеми нашими оказались в соседней комнате, уселись за праздничный стол и с удовольствием отдали должное тому, что было поставлено перед нами на белоснежной скатерти. Надо сказать, что блюда виднелись разные.

Но из мясного на столе я увидел только наши сибирские пельмени. Все остальные яства были в основном рыбными и, если можно так сказать, почти вегетарианскими.
— Откуда у вас пельмени? — поинтересовался я у сидящей со мною рядом Светлады. — Это ведь чисто сибирское блюдо.
— Оно такое же сибирское, как и наше, — улыбнулась она мне. — Посмотри, в каком они тесте! В ржаном. И потом, в них говядина и свинина, как и у вас.

Но не успели мы договорить о пельменях, как в зале опять раздались звуки музыки.
— Это начался праздничный концерт, — перевела разговор на другую тему Светлада. — Надо скорее кончать с едой и идти в зал.
— А что там будет?
— Сначала общие выступления каждого хутора, потом различные семейные номера. Ты скоро увидишь.
— Кстати, и тебе видно придётся выступить, — повернулся, смеясь, ко мне Добран Глебыч. — Будешь защищать честь поселка, где ты живёшь.
От его слов я растерялся.
— А если у меня не получится?
— Ты что, петь или плясать не умеешь? Придумаешь чтонибудь. Всё, пошли! — скомандовал старейшина, обращаясь к своим домочадцам. — Мне скоро за гудок. Музыка, песни, веселье!
Растерянный я поплёлся за Добраном Глебычем.
«Вот влип, так влип! — думал я про себя. — Им что, танец умирающего лебедя отплясать? Это, пожалуй, смогу, в своё время кончил балетную школу. Или, может, прокаркать своим отвратительным голосом: «Вихри враждебные веют над нами, тёмные силы нас злобно гнетут...» Что бы придумать?»

А в этот момент перед моими глазами разыгрывалась сцена не то народного плясового балета, не то пантомимы. Два соперника в шапках набекрень по-петушиному отбивали дробушки и, кружась, наскакивали друг на друга из-за молоденькой красавицы. И чем они больше петушились, тем больше в них разочаровывалась прелестница. Кончилось тем, что она убежала к третьему, неведомо откуда взявшемуся, а эти двое, усевшись на пол и сняв шапки, стали чесать себе затылки. Вся это сцена вызвала в зале взрыв хохота. Потом последовал другой номер, на этот раз шесть женщин, став в кружок, пропели частушки. Пели они хорошие русские частушки без грязи и пошлости. В них говорилось о местных областных ворюгах.

Кто, где и что украл. Как они уничтожают народное хозяйство Беломорья и какие пишут в Москву отчёты.
— Послушать бы всё это вашим чиновникам, — шепнул я на ухо рядом сидящей Ярославе.
— Думаешь, что-нибудь изменится? — прошептала она мне. — Всё так и останется. Холоп, добравшийся до власти, страшнее атомной бомбы. Та вокруг себя всё разрушает, а этот в масштабах всего общества.
— А зачем тогда такие частушки?
— Весь этот концерт для нас самих. Чтобы наше молодое поколение видело, в каком мире ему предстоит жить.
Следующий номер был тоже плясовой. Разыгрывалась сцена из жизни поморов. Как я понял, события происходили на далёком острове, куда попали рыбаки во время бури. Чтобы спасти от тяжёлых льдов корабль, его пришлось вытянуть на берег.
А потом приёмами пантомимы и народного плясового балета была показана зимовка. Менялась музыка, менялись одна за другой картины. Вот наступила полярная ночь. Но люди не оказались в темноте. На помощь пришло полярное сияние.
При его свете жизнь продолжилась. Вот поморы ремонтируют зимовье. Вот идёт борьба с белыми медведями и похороны погибших товарищей. И, наконец, приход солнца, весны и обратная дорога домой. Всё это было обыграно четырьмя мужчинами. И настолько талантливо, что после такого спектакля новое представление наладилось не сразу. Чтобы успокоить людей потребовалось время. Потом одна за другой стали звучать народные северные песни. Я услышал и великолепные соло, и дуэты, и трио. Но чаще всего поморы пели песни хором. И звучали песни великолепно! Но чем больше я слушал их песен, тем глубже осознавал, что их я нигде не слышал. И вообще никто этих песен на Большой Земле не знает. Ни музыки, ни слов. И, наконец, до меня дошло, что я столкнулся с неизвестным никому пластом нашей русской культуры.

А когда стали петь и обыгрывать древние бьглины, я вообще не поверил своим ушам и глазам. Былины поморов рассказывали о чём-то своём. Изредка в них упоминались новгородские богатыри и герои, но события, о которых в них рассказывалось, происходили не на Земле Великого Новгорода или Киева, а где-то ещё. Далеко за горизонтом, на каких-то царственных островах. На сказочном Ириладе, Грастиаде и острове Огненном росли сосновые леса, там текли реки и простирались светлые озёра.
— Что это за острова? — невольно спросил я Ярославу.
— Ириладом когда-то называли Новую Землю, — шепотом ответила она.
— Но ведь она известна как Филиподия.
— Был остров Ирилад, потом стали его называть Ирипод, позднее из него и сделали голландцы Филиподию.
— А Грастиада?
— Это архипелаг Северная Земля, огненный остров — современный Котельный.

Ты лучше слушай, а спрашивать будешь потом.
И я весь превратился в слух и внимание. А былина сменялась былиной. Одни события плавно переходили в другие. Я услышал о северных портах и городах в устьях великих сибирских рек. Про караваны кораблей, уходящих на восток и на запад. Передо мной развернулся целый неведомый мир. Жизнь медленно умирающей северной цивилизации. Былины пели и женщины, и мужчины. Пели под тихий аккомпанемент гуслей и рожка. И музыка создавала особый звуковой фон, который вызывал в сознании незабываемые образы. В последней былине, которую пропел пожилой мужчина из какого-то неизвестного мне хутора, говорилось, как с островов вверх по Северной Двине на ладьях ушло войско на помощь Великому Новгороду.
— Неужели это о тринадцатом веке? — снова не выдержал я.
— О тринадцатом, — кивнула головой Ярослава. — Во время великой борьбы с Западом.
— Неужели ваши воины с островов сражались на льду Чудского озера?
— Они участвовали и в освобождении Пскова, но ты опять задаёшь вопросы. Хватит задавать, лучше смотри и слушай.
Но вот молодая женщина запела о новом жестоком похолодании, о гибели на Ирипаде оленей от бескормицы и о том, что море превратилось в ледяную равнину. Она рассказала, как собрались на совет старейшины, и было решено покинуть остров. Былина об исходе на юг оказалась последней. Когда женщина её закончила, в зале воцарилась на некоторое время тишина.

Воспользовавшись передышкой, я спросил:
— Почему ваши былины никто не знает? Здесь в среде по­томков новгородцев были записаны былины киевского цикла, но не северного?
— Заметь, даже не новгородского, а всё о «ласковом» князе Владимире, о богатырских заставах юга и о знаменитой дюжине витязей.
— Вот-вот! Это мне и интересно! Почему так?
— Всё просто, сказители всегда говорят о том, что от них хотят услышать. Интересует вас киевский цикл, вот и слушайте его. Спрос породил предложение. Если бы захотели услышать о северской Руси, они записали бы былины не киевского цикла, а Черниговского. У нас на севере, не важно, у деревенских или у хуторских, так принято. О чём нас спрашивают, то мы и рассказываем, и ничего лишнего.
— Так получается, что былин записано совсем немного?
— Да и то все они поздние. Потому что работали с ними по Архангельским сёлам, а не у нас или на Терском берегу у поморов.
Но тут снова заиграла музыка, и я увидел, что возглавляет новый оркестр наш Добран Глебыч.
— Пришло наше время, — остановила мой новый вопрос Ярослава. — Как видишь, выступают хутор за хутором. Скоро нам всем на сцену и тебе тоже.
— Мне-то за что?
— А ты что, не наш? Пока мы выступаем, что-нибудь придумаешь.
Видя, что я опять растерялся, Ярослав улыбнувшись, сказала:
— Ты же хорошие стихи пишешь. Прочти что-нибудь своё.
Но только своё.
— А как ты узнала, что я пишу стихи? — опешил я от услышанного.
— Да об этом все знают! — засмеялась жена Добрана Глебыча.
Ошарашенный я стал копаться в памяти, чтобы рассказать? Дело в том, что своих стихов наизусть я почти не знал.
А то, что помнил, было не очень-то праздничным. А между тем, импровизированный концерт нашего хутора уже начался. Женщины пропели и станцевали хоровод-метелицу.

Потом последовал музыкальный номер, где опять солировал гудок. От его звуков у меня, как и в первый раз, начались ведения. Может, и не только у меня, потому что после того, как музыка стихла, зал ненадолго оцепенел. Следующий номер разрядил обстановку. Это были забавные любовные частушки. Они рассказывали, как деревенский парень влюбился в девушку с хутора, и какой он был по сравнению с ней нескладный и неладный. За частушками Добран Глебыч с друзьями-соседями спел древнюю песню поморов о походе на Грумант. От голосов мужского квартета захватило дыхание. И музыка, и слова произвели на меня очень сильное впечатление. В сознании всплыли такие образы, от которых по телу прокатилась дрожь. Но я всё ждал, когда Светлана со Светладой и с девушкой-соседкой исполнят потрясающий танец любви. И вот, наконец, я его увидел, только танцевали танец не три девушки, а семь. И от этого спектакль только выиграл. Ошарашенный увиденным я долго не мог прийти в себя. И в этот момент меня подтолкнула в бок Валентина.
— Готовься, сейчас твой выход.
— Мой?! Неужели так скоро?
— Давай вперёд, здесь все свои, чтобы ты не придумал, всё будет и понято, и принято!
И в этот момент Светлена объявила, что гость из Сибири познакомит сидящих в зале со своим творчеством. Взяв себя в руки, я вышел на середину зала и стал читать песнь о гибели Ретры:

— Кровь течёт, что вода,
Плещет красной волною,
Стрелы воздух секут,
Им не видно конца,
Трубы приступ поют
В тон христианскому вою,
И в сраженье у стен
Рвутся наши сердца.

От жестоких слов зал притих. Мне были видны серьёзные лица людей. Их глаза смотрели на меня, и я почувствовал, что сидящие на скамейках начинают видеть образы. И успокоившись, я продолжил:
— Ретра-град, ты ласкал своим светом,
Ты хранил наш союз, ненавидел попов.
Град любви и надежд, гордость стойких венетов.
И теперь ты в кольце разъярённых врагов.
Шлем с крестом рассечён,
Не уйти от булата,
Меч вскрыл панцирь опять,
Подо мною тела!
Это воинство тьмы,
Их встречает расплата
За насилие, кровь
И другие дела.

И вдруг неожиданно зазвучала музыка. Мне стал аккомпанировать наш хуторской оркестр. Я отчётливо услышал перелив струн гуслей и хриплый приглушенный стон гудка. Как это могло произойти, я не думал. Просто читал и читал дальше:
— Ретра-град, ты встречал нас цветами,
Бурно радость делил, неудачи прощал.
И в нужде, и в трудах, и в сраженье был с нами,
И сынов своих ты, как отец, понимал.
Рог быком проревел,
Призывая на стены.
И тевтоны опять
Поднялись на валы,
Снова яростный штурм,
Но не дрогнули вены,
И тела латинян
Полетели во рвы.
Ретра-град, ты родным был венетам,
Твои храмы хранят мудрость прошлых времён,
На века, навсегда, сердцем вена воспетый,
Ты останешься в душах у русских племён.
Но враги у ворот,»
Бьют по створам тараны,
Башни к стенам ползут,
Обливаясь водой.
Холодеют сердца
И кровавые раны.
Неужели умрём,
Русов город-герой?
Ретра-град, мы тебя не оставим,
Сердце наше с твоим, город света, слилось.
И в последнем бою твоё имя прославим.
Жаль, никто не узнает, что нам довелось.
Стены пали, и нет
Больше тёмным преграды,
И столица горит,
Слышен крик матерей.
Но секиры, мечи
Пожирают отряды
Латинян ненавистных
С гербами зверей.
Ретра-град, к нам пришёл Бог победы!
Радегаст на коне и парит над тобой,
Тьму мечами крушит и поёт громом веды,
И ты в небо летишь соколицей святой.
И сейчас не найти
Это место, град славный,
Где стоял ты один
Против тысяч врагов.
Про последний бой злой,
Лютый бой и неравный
Сложит песни народ
Из восторженных слов.
Ретра-град, ты ласкал своим светом,
Ты хранил наш союз, ненавидел попов.
Град любви и надежд, гордость стойких венетов.
И теперь ты паришь в царстве Русских Богов.

Когда стихотворение кончилось, музыка несколько секунд ещё играла. Но вот, наконец, она стихла и, поклонившись залу, я ушёл на своё место. Пока я не сел, зал молчал. Потом раздались возгласы одобрения и овации.
— Молодец! — похвалила меня Валентина. — Видишь, получился настоящий номер. Посмотришь, на твои стихи наши подберут музыку.
Через два часа, когда импровизированный концерт хуторских коллективов подошёл к концу, и все присутствующие в зале опять оказались за праздничным столами, ко мне подошла Радмила со своей подругой.
— Я хочу вас познакомить, — улыбнулась мне красавица.
— Её звать Дарина, она тоже пишет прекрасные стихи. Здесь на её произведение прозвучало несколько песен.
Я взглянул на Дарину. Девушке было лет семнадцать-восемнадцать, не больше. Она отличалась какой-то особой северной красотой, от которой во все стороны расходилось непонятное мне сияние. Больше всего меня поразили глаза девушки: огромные, серые, необыкновенно умные и открытые.
— Мне понравилось твоё стихотворение, Белослав. Пожалуйста, если не трудно, напиши мне его, — протянула Дарина мне свою крепкую красивую руку. — Хочется переложить его на музыку.
— Ладно, напишу, — улыбнулся я девушке, но откуда ты знаешь моё второе имя?
— Мне его сказала Радмила. Тебя здесь все так кличут.
— Лихо здесь у вас, человек может и не знать, как его назовут! Совсем как у индейцев.
— Но ведь это справедливо, — сказала Дарина. — Какое имя, таков и человек. По имени сразу понятно, с кем имеешь дело.
— Но я не видел вас на сегодняшнем концерте! — перевёл я разговор на другую тему.
— Наше выступление завтра вечером, сразу после игр, — сверкнула своими огромными глазами Радмила.
— Что, ещё и завтра будет концерт? — удивился я.
— Каждый вечер! Сейчас, — посмотрела девушка на свои наручные часы, — все пойдём спать, уже поздно. Через восемь часов подъём и сюда, на завтрак. Потом у нас начнутся игры, а когда стемнеет, отправимся на ужин, а после него начнётся новый концерт. И так до конца праздника.
— Так сколько же у вас приготовленных номеров?
— Да мы их особо не готовим, — улыбнулась очаровательной улыбкой Дарина. — Придумываем что-то на ходу. Так интереснее.
Когда девушки ушли, и люди стали расходиться по своим домикам на отдых, ко мне подошла Светлена и сказала, что хранитель хочет меня сегодня увидеть.

ЗАКОН ВРЕМЕНИ

— Проходи и располагайся, как дома, - обернулся он ко мне.
Я молча уселся на лавку и стал ждать.
— Как тебе наш праздник? - спросил меня хранитель, усаживаясь рядом.
— Сказка какая-то, все люди заняты творчеством и каждый стремится им поделиться с другими. Я не увидел ни одного дешёвого выступления...
— Многие номера готовятся годами, а многие идут, как говорится, с чистого листа. Но такой творческий порыв, пожалуй, самый ценный. Он относится к общим законам Мироздания.
Тебе необходимо эти законы понять, осознать и научиться ими пользоваться. А сейчас речь пойдёт о законе времени. Когда ты осознаешь, как он работает, многие вопросы отпадут сами собой. И до тебя дойдёт, что битва генетически измененных космических рептилий с нами, людьми, ими проиграна. И теперь закон времени работает не на них, а на возрождение человечества.

Стр 1  Стр 3 РУССКИЙ МЯЧ