БАНЯ ПО ЧЁРНОМУ

     Знаете ли вы, что русская баня по чёрному - признана самой полезной баней из всех существующих!
     Все бани по чёрному имеют открытый очаг, который прогревает не только камни, но и стены бани. Дым от очага выходит через частично приоткрытую дверь и отдушину в потолке. Обычно в ней есть каменка из валунов-окатышей и котёл для горячей воды. Протапливается дровами, предпочтительно лиственных пород (например, берёзовыми). Любая баня «по-чёрному» как принято говорить «горчит», то есть воздух помещения бани имеет горьковатый привкус, а слизистая глаз испытывает иногда довольно сильное раздражение. Древесина внутренней отделки бани «по-чёрному» заметно коптится, темнеет местами до практически чёрного цвета. Это объясняется тем, что берёзовые дрова, которые используются для её протопки в своем составе содержат дёготь. Дёготь в своём составе имеет сложный комплекс углеводородов и фитонцидов. Это в результате приводит к тому, что атмосфера бани «по-чёрному» имеет резко выраженный бактерицидный характер.
     Существует мнение, что по уровню стерильности баня «по-чёрному» приравнивается к хирургической операционной. Стерильны не только стены такой парилки, но и воздух внутри неё. Все эти полезные свойства берёзового дёгтя активно работают в бане «по-чёрному».
     В русских банях «по-чёрному» испокон веков повитухи принимали роды, так как это было наиболее стерильное помещение.
     Но этот же «эффект стерильности» может при высоких концентрациях летучих веществ дёгтя приводить к раздражению слизистых поверхностей. Он выражается в появлении кашля, а глаза начинает, как говорится, щипать. Поэтому для уменьшения данного побочного эффекта следует уменьшать концентрацию летучих бактерицидных веществ в атмосфере парилки.
     Баня «по-чёрному», несмотря на некоторые трудности сопряженные с её приготовлением остается самой полезной разновидностью бани из всех видов бань. Поэтому, несмотря на её средневековый характер, она и сегодня высоко ценится знатоками бани.

БАНЯ это ЧЕТВЁРТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ

АРАКС И СОСТОЯНИЕ РАЖА В БАНЕ (Волчья хватка-2)

     Насельники русских монастырей, а чаще уединившиеся скитники иногда обретали раж через великое постничество, крайний аскетизм и круглосуточные молитвы в течение целого года, стоя на коленях под открытым небом на каком-нибудь камне, как Серафим Саровский.
     Все остальные способы считались от лукавого: мирской боязливый разум рисовал ужасы дьявольской силы, тогда как все таинственное лежало на поверхности и было доступно.
     Мало того, по всей России в том или ином виде сохранился этот древний обычай очищения водным перегретым паром, пожалуй, в какой-то мере испытанный каждым человеком, только что вернувшимся из русской бани — потрясающая смесь чувства утомления, облегчения и парения.
     А если это баня по чёрному и срублена из горькой осины да натоплена берёзовыми дровами и веник запарен вересковый; и если ещё поднять парный (не сухой) жар вдвое обычного, а исхлестав себя до изнеможения, всякий раз бросаться в ледяную купель и в этом же пару трижды вымыться с головы до ног крутым щёлоком, приготовленным на липовой золе, да сполоснувшись холодной водой, надеть чистое белёное бельё и босым выйти да лечь у бегущей реки, дабы смирить в себе остатки беспокойных мыслей и страстей, — нетопырём воспаришь без всякой иной подготовки, узрев то, что не видел прежде.
     И, возможно, обретёшь волчью прыть.
     И в течение целых суток, если все время удерживать это состояние и не отвлекаться на мелочи, даже непосвящённый человек способен видеть мир в ином, лучистом свете, который издревле назывался не светом, а святом.
     Не получится в первый раз, нужно пробовать во второй, в третий, пока тело и разум не очистятся от накопленной грязи.

СОСТОЯНИЕ РАЖА - НЕВЕСОМОСТЬ

     После состояния ража, как и после Правила, земное притяжение резко обострялось, и то, что в обычной жизни кажется естественным — вес собственного тела, рук и ног, наливалось тяжестью и кровью, как у космонавтов после долгого пребывания в невесомости.
     С той лишь разницей, что раж выделял из человека энергию крови, а Правило — солнечную, накопленную в костном мозге…

ВОСЬМОЙ УРОК  - СЕМЕЙНЫЕ ОБЯЗАННОСТИ МУЖА И ЖЕНЫ

     ... В книге «Путешествие антиохийского патриарха Макария в Москву в XVII веке» (перевод с арабского проф. Г.А. Муркоса. Изд. П.П. Сойкина, СПб., 1898) говорится:
     «Всякий базар и местечко в земле казаков (то есть Русских) обилует жителями, в особенности маленькими детьми. Каждый город имеет, может быть, до 40, 50 и более тысяч душ, но дети многочисленнее травы и все умеют читать, даже сироты. Вдов и сирот в этой стране множество; их мужья были убиты в без прерывных войнах. Но у них хороший обычай: они женят своих детей юными и по этой причине они многочисленнее звёзд небесных и песка морского.
     … На озере длинный мост с большим числом мельниц; при начале его находится скрытый водоём крепости. По близости этого места стоит деревянный дом, служащий баней для общего пользования. Снаружи его имеется жёлоб из длинного бревна, над которым стоит человек и накачивает в него воду снарядом, для наполнения медного котла; где она нагревается. Мужчины и женщины моются в бане вместе без передников, но каждый из них берёт от банщика род метлы из древесных ветвей, коей они прикрывают свою наготу, по их обычаю. О, удивление! Во время выхода из бани они погружались и плавали в холодной реке, текущей перед баней.

Сергей Алексеев - АЗ БОГА ВЕДАЮ! гл.3

     В тот же час они выпрягли рыбину из ладьи и пристегнули на постромки к своей телеге. И было ехать хотели, да старуха повелела:
     - А ну-ка истопите баню! Для нас с княгиней. Не пристало вводить в Чертоги немытых старых жен...
     - Уж верно, не пристало! - гаркнули холопы.
     - Истопим баню! Так истопим небу станет жарко.
     Сели Гои в свою телегу и помчались не сушей и не рекой, а между ними, так что земная и водяная пыль всклубилась и воссияла радуга.
     - Ты же бери постромку, - приказала старуха Кикиморе.
     - Впрягайся в лодию. А космы свои дай, я ими править буду. Позрю: не обманула ли на сей раз? От страху ко мне назад попросилась или по совести.
     Покуда шальная дева рвала постромки, поспешая за лебедем, холопы расторопные топили баню на сумежье старухиных владений. С виду банька была неказистой, но горделивой, ибо стояла у самой воды священной реки. В том месте Вещая река так истончилась, что и перешагнуть можно, однако, будучи ручьем, она хранила величие, печать судьбы, как грудничок - младенец, который хоть и мал, и слаб, но в образе человеческом. Топили баньку поначалу дубовыми дровами, затем березой, смолистой елью, вязом, яблоней, а жар и дух ядреный добирали корой, сосновой шишкой и можжевельником.
     И камни в каменке - изумруды да сапфиры - так раскалились и отдавали зной, что стены затрещали и кровля земляная едва не поднялась.
     - Должно мне испытать, - решила старуха.
     - А то на вас никакой надежды, лентяи вы эдакие.
     - От души старались! - не согласились Гои.
     - Небось, княгиню парить станешь!
     Зачерпнула старуха двуручный ковш из Великой реки да опрокинула на камни. Гром загрохотал в поднебесье, птицы враз смолкли, с дерев листва осыпалась.
     - Беда мне с вами, - заохала старуха.
     - Ведь чую: разрыв-травы не сыпали в огонь, а шишки брали от сосен болотных, и одолень - траву заваривали прошлогодним снегом.
     - Ни, владычица! Сотворили баньку как для себя! - не согласились Гои.
     - А шишки... Есть вина. Зато мертвящей драни подбросили уж вдосталь! И семь кадушек натаскали живой воды!
     - Уж ладно... Ступайте прочь! - старуха пригрозила пальцем.
     - Не вздумайте подглядывать в окно! Я вас знаю!..
     - Чего глядеть-то? - лукаво за обижались Гои.
     - Княгинь мы повидали. Была бы по моложе...
     Они сейчас же достали из воды рыбу-белугу и стали точить ножики. Рыба заревела, подпрыгнула на берегу и вдруг нырнула в Великую реку. Молодцы закричали, заухали и бросились ловить.
     Старуха же повела княгиню в баню. Вместе с Кикиморой сняли они рубище, кокошник, бросили все в огонь, затем облили студеной водой и лишь после этого ввели под знойный кров. Там уложили княгиню на дубовый полок и поднесли настой из трав. Выпила она, и банный жар вихрем ворвался внутрь и опалил, омертвил душу. Незнаемая тяжесть одолела плоть, томящая боль вонзилась в кости и жилы, закружилась голова. Еще бы миг, и осталась от княгини кучка золы, однако старуха окропила ее смердящей водой и вернула к жизни.
     - Стара ты, матушка, стара, - проворчала она.
     - Даждьбожья суть в твоей сути омертвела...
     Княгиня вдруг голос свой услышала будто со стороны - незнакомый, старческий, скрипучий и непривычно умоляющий:
     - Царица Водных Путей! Старушка преблагая! Оживи мою суть, хочу жизнь дать! Верни мне молодость и силу!
     - Ой, не знаю, княгиня, - затосковала старуха.
     - Хватит ли чар моих?.. Ты ведь никогда не давала жизней, а токмо отнимала их, если что не по твоему нраву. Огонь в тебе померк, от коего жизнь возгорает и чадо зачинается...
     - Коль не зачну - муж мой, Игорь, меня не примет более, - пожаловалась. С Креславой станет тешиться, со своей наложницей. А если она зачнёт и родит наследника - смерть мне.
     Старуха зелье бросила на камни - веселящий дух возреял над полком.
     - Нет уж, уволь, не под силу мне огня того возжечь. На пути я стою, вода моя стихия, а она с огнём не ладит.
     - Кто же пробудит чадородие?
     - Владыка Род. Коли есть воля княжий род продлить от твоей плоти, он и продлит...
     Тут она замешкалась, потом услала Кикимору с ведром на реку и склонилась к княгине.
     - При ней что сказать - по всему свету разнесёт. А про то, что ты дитя зачнешь - никто знать не должен. Не то изрочат младенца ещё в утробе... Утешься, матушка, живо твое чрево, и силы в нем довольно, и огня. Твой сеятель - Великий князь, худое семя сеял. Не зерна - плевела... Как ниву ни возделывай - прорости и вызреть нечему было. А то б наложница Креслава давно зачала...
     - Суть животворная жива?! - слабо возликовала княгиня.
     - Знать, я...
     - Молчи! - суровым шепотом оборвала старуха.
     - Кто тушит Свет в князьях, не ведает о том. А прознает - лишишься ты младенца, престол - наследника и вся Русь тресветлая - своего рока. И о семени худом - молчи...
     В тот миг вбежала с водой Кикимора, закричала нарочито плаксиво:
     - Лебединый князь меня всю исщипал! Склонилась воды зачерпнуть, а он меня...
     - Запарь-ка веник со скрипун - травой! - строго велела старуха. Исщипал!.. Чего же ты довольная прибежала?
     Плеснула она на каменку грозного кипятка, а запястья свои - живых вьюнов сняла и пустила в лохань с водой, чтоб жаром не обожгло. Потом мелкой крапивой осыпала княгиню и веником лютым из скрипучих трав стала парить. Душа у княгини зашлась; почудилось, тело распухает, подобно тесту хлебному. Неведомые дрожжи вздымали плоть, и жаркий воздух проник к костям и жилам кровяным. Едва вытерпела княгиня, пока старуха притомилась, попила из ковша и рухнула на лавку:
     - Дай дух перевести...
     Тем часом Кикимора княгиню укрыла покрывалом, сотканным из горюн - травы, осыпала мхом - льном кукушкиным - и обложила пеной морской. И травы эти, словно губка, впитали в себя и пот, и кровь, и душу. Плоть ровно вспенилась, взбурлила и лежала горой: чудилось, тронь - и потечет как тесто из квашни. Владычица же вод чуть дух перевела, омыла свои ноги в шайке и влезла на полок.
     - Пора! Вроде поспела...
     И принялась месить княгиню ногами, как глину месят, когда бьют печь. Под пятой её княгиня лишь стонала, стискивая зубы, и не могла дыхнуть. Старуха промесила тело, а Кикимора тем временем волосы свои связала в веник, макнула в кипяток - так что зеленый дым возреял! - и принялась нахлестывать княгиню.
     - Наддай! Наддай! - бодрила ее владычица Путей водных.
     - Не жалей косм-то, отрастут!
     Кикиморины волосы иссекали плоть. Дурной, душный воздух вскипал на теле и обращался в дым. Старуха в тот момент готовила какое-то питье - колдовала над травой, бормотала над огнём и сливала их в одну чашу. Плоть княгини уплотнилась, сбилась в тугой жгут, но, бесчувственная, не имела живительных сил, будто земля холодная.
     От медных косм Кикиморы одни охвостья... Потом княгиню осыпали цветами ромашкой, васильком и буквицей. Перед взором своим она позрела пчёлку, что ползла в цветах и сбивала ножками пыльцу с тычинок. И разум медленно сузился, сжался вместе со взором, и огромный мир стал размером с цветок.
     И так стоял невесть какое время...
     И минул прежде век - пришла в себя княгиня.
     Лежала она на ложе, устланном травой. Вниз лицом, раскинув руки, словно забитая птица. Над рекою Ра сияла радуга, и не роса была на травах - се дождь промчался над землей!
     В небе же, выше радуги, кружил одинокий сокол...
     Княгиня встала на ноги и обнаружила, что нет на ней свычных одежд, лишь длинная беленая холстина покрывает тело с головы до ног, ровно детская пеленка. И само тело сделалось невесомым, всякое движение легко, ничего не стесняет: будто она плывет, как рыба в море. Вокруг же - ни души, только птицы поют над головой.
     Завороженная таким преображением, княгиня робким шагом пошла к воде, а на берегу уж ни баньки нет, ни старухи с Кикиморой; один лебединый князь, изогнув шею, сидит на воде и играет струями.
     Склонилась княгиня к священной реке и замерла. Из светлых вод, как из зерцала, глядел девичий лик...
     Это и был исток Великой реки Ра.
     И нет ни золота, ни серебра, ни каменьев самоцветов на сем Храме - лишь токмо Свет.
     Княгиня обошла чертоги вдоль старых замшелых стен, но холм и Храм были неприступны - ни врат, ни дверей. Лишь солнечный исток Ра, сбежав с холма, выбивался сквозь арку в стене - туда-то и нырнул лебединый князь. Княгиня же осталась под стеной в очаровании Света, как и вся природа окрест, не ведающая иной стихии. Делать было нечего, а токмо ступать за лебедем. Коснулась княгиня посохом истока реки Ра - в мгновение истаял посох, ровно свеча восковая, а золотая змейка ожила, бросилась в воду и растворилась. Страх одолев, княгиня вошла в реку и сквозь арку прошла за стену, а там уже встречали ее две девы в радужных одеждах:
     - Войди, княгиня, в Храм!
     Привратницы сии подставили ладони, и по ним, как по ступеням, княгиня взошла на холм и встала перед дверями Чертогов. Тут одна из дев набросила на голову княгини черный плат и тем самым покрыла очи.
     - В сем Храме Изначальный Свет, - сказала тут другая.
     - Зреть смертному нельзя, инно не захочешь более на землю воротиться...
     Под чёрным платом угас всякий свет и мрак окутал разум.

ВЫСКАЗЫВАНИЕ ВЕЛИКИХ О БАНЕ

     Баню у нас почитали всегда. Недаром столько поговорок о ней сложено. "Баня - вторая мать", "Пар костей не ломит", "Помни день субботний: иди в баню", "Который день паришься, тот день не старишься". Банный день по своей благостности, расслабленности, радостному ощущению после процедур впору причислить к праздничному.
     А сколько похвальных слов щедрому жару находим в книгах, авторы которых были его большими ценителями и знатоками! Вот уж поистине и в прозе и в стихах воспета русская баня. С неизменным восхищением говорит о ней в своих произведениях А.С. Пушкин.
     В "Руслане и Людмиле", например, в знак уважения "прежде всего юношу ведут к великолепной русской бане", где "прозрачный пар над ним клубится; потупя неги полный взор, прелестные, полунагие, в заботе нежной и немой вкруг хана девы молодые теснятся резвою толпой, над рыцарем иная машет ветвями молодых берез..."
     Очень уважали баню Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, Ф.И. Шаляпин. Последний, в частности, вспоминал:
     "Любил я с отцом ходить в баню... Там мылись и парились мы часами, до устали, до изнеможения. А потом, когда ушел я из дому, помню: в какой бы город я ни приезжал, первым долгом, если хоть один пятак был у меня в кармане, шел я в баню и там без конца мылся, намыливался, обливался, парился, шпарился - и опять все сначала".