КАК ДЕЛАЮТ ВИНО БЕЛЫЕ ДИВЫ

ВОЛЧЬЯ ХВАТКА - 3 (Сергей Алексеев)

     Оказалось, баню истопили опять не для него. Когда невесты помылись и уже в белых холстяных сарафанах, скромных платочках явились в сарай, стало ясно, для чего требовалась стерильная чистота.
     По приставной лестнице девицы поднимались в чан, на его краю скидывали резиновые галоши, снимали матерчатые чуни и босыми ступали на закисающий виноград. В сарае без всякой экономии пылали электрические лампочки, и было натоплено не хуже, чем в бане, особенно под потолком, поэтому невесты скидывали бушлаты, оставаясь в одних сарафанчиках на голое тело, едва висящих на тонких бретельках. Однако бродили по чану с замиранием сердца и непроизвольным трепетом голосов, словно вступали в ледяную воду. Сёстры лишь слегка постанывали, сдерживая чувства, но смуглая Лела откровенно и даже с удовольствием повизгивала, молотя ногами переспелый, изливающийся соком виноград. Сразу видно, давильщица была с опытом.
     — Смелей! — жизнерадостно и торжественно бодрила вотчинница. — И проворней! А то шкандыбаете, как хроменькие. Да подолы-то берегите! Замочишь подол — честь девичью потеряешь! Невесты о чём-то пошептались и зажали рты, сдерживая смех.
     — Чего это вы развеселились? — насторожилась вдова. — Примета такая!
     — Тётка Николая! — озаряя голубым пространство, заговорила самая смелая смуглянка. — А расскажи нам, как ты подол замочила?
     Вячеслав наконец-то узнал, как зовут вотчинницу, и подивился переиначенному на монастырский лад мужскому имени.
     — Если б только подол, — мечтательно и сдержанно проговорила та. — Меня Булыга по горло искупал… В другой раз расскажу. Топчите! Да волос не роняйте.
     — А мы в платочках! — с серьёзным видом отпарировала Лела.
     — У вас что, волосы только на головах растут? — спросила с намёком вдова, чем вызвала новый приступ веселья.
     — А с меня пот капнул! — придуривалась смуглянка. — Вино испортится?
     — От пота крепче будет, так что проливайте. Девичий пот, он что мирра, священный… И хватит языками чесать!

     Ражный тем временем в другом углу возился с бочками. Дело оказалось нехитрым, за полчаса он подбил все обручи, один, ставший великоватым, заменил и уже поглядывал на дверь в предвкушении охоты, но вдова обнаружила брак. Её самая драгоценная бочка, что летала под откос, всё-таки ударилась где-то о камень, получила вмятину, и одна клёпка треснула поперёк.
     Трещина была едва видима и вряд ли бы дала течь, но вотчинница велела аккуратно снять обручи, вынуть повреждённую и заменить, подобрав по размеру и изгибу точно такую же. Штабель старых, разобранных бочек лежал в углу, заботливо укрытый плёнкой.
Бондарничать ему ещё не приходилось, овладевал этим ремеслом по ходу дела и допустил ошибку: сняв верхние обручи, попробовал выбить лопнувшую клёпку, но та была заклинена нижними. Сбил один — не вытаскивается, немного ослабил второй и уже вытянул было злосчастную клёпку, как бочка внезапно рассыпалась и превратилась в кучу кривых досок.
     — Ты что натворил, а? — как-то обрадованно возмутилась старуха. — У тебя откуда руки растут? Кто же так делает? Тоже мне, вотчинник…Вот теперь собирай. Да гляди клёпки не перепутай!
     Спросить, как это делается, было нельзя! Это всё равно что выйти на ристалище и сразу сдаться сопернику, потому что не знаешь, как биться в кулачном зачине. Вячеслав разложил клёпки по одной вряд — хорошо, крышки не перепутались! — и принялся набирать их, фиксируя нижними верхним обручами. Вроде бы собрал на живую нитку, однако не заменил треснувшую, и когда пошёл подбирать подходящую из штабеля, бочка вновь сложилась в поленья для костра.
     Тётка Николая это увидела и прихромала к нему в угол. Посмотрела, подняла одну тяжёлую клёпку, словно намереваясь стукнуть по голове.
     — Ты что делаешь, отрок? — спросила с вызовом.
     — Собираю бочку, — пробурчал Ражный.
     — Ты мне вино портишь! — взвилась старуха.
     — Ты душу бочки в пыли возишь! Грязь заносишь. А нутро у бочки — это как матка, соображаешь? Там вино зачинается и вынашивается. И оттуда потом рождается. Ладно французы не понимают. Ты же не француз.

ЧТО ДЕЛАЕТ ВИНО ВИНОМ

     Знаешь, что вино делает вином? Смотри сюда!
     Это называется винное семя, — и указала на широкую, пропитанную за многие годы вином тёмную полосу на ребре клёпки.
     — Сок забраживает от солнца. Это папино семя.
     А это — родовые материнские дрожжи. Им двести лет! Отсюда и сорт, и вкус, и букет.
     Что такое яйцеклетка, ты понимаешь? Поэтому моё вино не дурит голову! Моё вино веселит душу и проясняет разум!
     После такой научной выволочки Ражный переложил все клёпки с каменного булыжного пола на верстак и даже внутренне развеселился от блестящей старухиной лекции по виноделию.
     Прочитанной, кстати, не только для него — девицы в чане восхищённо прислушивались.

     Между тем они промесили верхний слой винограда и утопали уже до середины икр, приподнимая подолы до колена. Как-то незаметно первое смущение слетело, и они уже веселились, разгуливая по чану и изображая цапель или журавлей. Правда, ноги были розовыми от сока, как у гусынь. Ражный перебрал целую кучу клёпок от старых бочек, прежде чем нашёл подходящую, и вновь принялся за сборку. На сей раз он вставил вовнутрь железный обруч, чтоб удерживать клёпки, и почти собрал. И вдова отлично видела, как он исхитрился, но молчала, пока он не начал вставлять верхнюю крышку.
     — Ты что, совсем бестолковый? — злорадно спросила она, косясь на невест, чтоб оценили её старания по унижению жениха. — Как обруч станешь доставать? Внутри оставишь? А что с вином будет, коль железо попадёт? Вынуть обруч из пузатой бочки, не разобрав её, оказалось не возможно, впрочем, как и согнуть его. Вячеслав встал возле, как витязь на распутье.
     — Меньше надо на голые ножки таращиться, — заметила вотчинница и поковыляла к невестам. — А вы подолы-то выше задирайте, нечего в соке возить! Только сейчас до Ражного дошло, что всё это устроенный старухой спектакль, продуманный до мелочей и, скорее всего, много раз отыгранный. Весёлые невесты давят виноград, утопая уже по колено и показывая бёдра, так сказать, товар лицом, а жених возится с бочкой, которую наверняка просто так собрать невозможно, и значит, уйти из сарая. Вероятно, по обычаю отрока надо всячески унижать, выставлять глупцом, чтоб не возгордился, давать невыполнимые задания — в общем, поступать, как в сказке поступают с Иванушкой-дураком.
     Но это было лишь первое действие, второе началось, когда вотчинница принесла из бани два ведра горячей воды и расстелила возле чана белую холстину.
     — Ну-ка, отрок, помоги девицам с небес спуститься, — певуче попросила она и добавила после паузы — Они, лебёдушки непорочные, парами надышались, головы кружатся. Кружатся у вас головы, красавицы?
     — Ой, и правда кружатся! — весело и почти хором ответили сёстры.
     Голубоглазая смуглянка Лела молчала и стояла у самого края, удерживая подол сарафана и одновременно вместе с ним протягивая руки. Девицы и в самом деле были под хмельком, но каким-то лёгким, летучим, который не пьянит, а лишь раскрепощает разум.
     Ражный невольно узрел сакральный треугольник и, подавляя в себе природный толчок крови, взял деву и плавно поставил на подстилку. Ладони её оказались нежными, трепетными, даже излишне мягкими для мускулистого тела. За ней снял Арину, которая вдруг бросила подол и с выдохом обняла его за шею, на мгновение прильнув всем телом. И шепнуть успела одними губами:
     — Голова кружится…
     Последней была самая младшая, Ульяна, более сдержанная, напряжённая, однако с прерывистым дыханием, словно опять вступала в холодный, топкий виноград.
     — Мойте ноги и отдыхайте пока, — распорядилась вотчинница, накрывая скамейку белой холстиной.
     — Если не мыть, — зачарованно проговорила Лела, делясь опытом, — у вас ногти слезут и кожа шелушится начнёт. И ещё смотрите, чтоб царапин не было. О гроздья очень легко поцарапаться.
     — А ты, отрок, разливай сок по бочкам! — прикрикнула вдова. — Нечего пялиться. Голых ножек не видел, что ли?
     Подала Вячеславу деревянное ведро и широкогорлую, деревянную же воронку с ситом.

     У каждого чана в стенке было простейшее устройство с желобами и отверстиями, чтобы сок сливался сам по мере накопления. Из-под верхней затычки он даже капал и стекал, словно показывая короткий и естественный путь в бочку, однако по сценарию спектакля всё делать следовало вручную. Поэтому Ражный подкатил бочку, вставил воронку в отверстие и зачерпнул кроваво-красный и оттого показавшийся горячим сок. Уже забродивший, пенистый и рдеющий как угли под пузыристым пеплом.
     Вдова последила за его движениями и добавила вожделенно, с ностальгией:
     — А то девицам скоро по пояс будет!
     Невесты непринуждённо рассмеялись, поливая водой ноги друг друга, всё превращая в забаву. Ражный черпал ведро за ведром, но с каждым разом сливать было труднее, шло много жмыха, который приходилось забрасывать обратно в чан. Девушки уже сушили ноги на широкой скамейке, опахивая себя подолами — старуха умышленно не дала им полотенец, а он наполнил лишь первую бочку.

СЕКРЕТ ВИНА

     — Почему у меня вино такое? — между делом разглагольствовала вдова, пристально наблюдая за Вячеславом.
     — Да я секрет знаю! Старый, древний: вино любит девичьи ножки и мужские руки. Только и всего. Французы интересовались технологией, ну я и выдала тайну. Чтоб их винную промышленность подтянуть. Не бесплатно, конечно. Они попробовали внедрить… Через месяц скисло в уксус!
     А от чего? Француженки давили, французы разливали…
     — Она склонилась к уху Ражного, но шёпот её слышен был, пожалуй, и на улице.
     — Давить виноград положено только невинным девам. Тогда и получается вино! А у них все оказались порочными! Точнее, порчеными. Чего же не скиснуть?..
     У нас, конечно, тоже риск есть, потому ровно месяц лебедицы белые в моей вотчине будут жить.

     От её заявления Вячеслав вновь ощутил, будто над головой кто-то парит, даже в висках заломило. И уже не от винных паров — от одной мысли, что весь месяц придётся жить в постоянном искушении.
     — И чёрные лебёдушки тоже! — заметила смуглая Лела, подслушав старуху.
     — И чёрные, — с удовольствием согласилась та. — Водоплавающие! Ражный, ты когда-нибудь держал в руках чёрную лебёдушку?
     Сейчас, в первый день, уже трудно было бороться с собой, особенно после того, как спустил этих лебедиц с неба на землю. И вот уже тянет, манит к себе голубой взор Лелы. Да и она почуяла это, повыше приподнимает веки, да и сарафаном всё машет, словно крыльями, хотя ноги давно обсохли…
     Он налил вторую бочку, после чего старуха измерила деревянной палкой глубину сока в чане и приставила лестницу.
— На взлёт, девушки!
      Первой ринулась самая строгая и отстранённая из них, Ульяна, однако от напряжения или волнения оступилась, не попала ногой на ступеньку и чуть не сверзлась вместе с лестницей. Вдова успела подстраховать и окликнула Ражного:
     — Помогай сажать! Ступеньки качаются!
     Сама подсадила девицу и откинула лестницу в сторону: начиналось третье действие спектакля. Вячеслав хладнокровно взял на руки Арину и по сути забросил в чан, через мгновение туда же с визгом полетела и чёрная лебёдушка.
     И ей это не понравилось, свет её взора в сарае погас. Ражный ушёл в свой угол и сел перед бочкой на верстаке, словно скульптор перед камнем.
     — Трудись, отрок, и воздастся, — многозначительно заметила вдова. — Не надо бороться с собой. Тогда и с завязанными глазами соберёшь.
     — Натопили — дышать нечем, — буркнул он. — Пойду на речку, искупаюсь.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 12